Снизу, с улицы, раздался крик. Валерий Федорович вздрогнул, посмотрел на плотно занавешенное окно, заерзал

Снизу, с улицы, раздался крик. Валерий Федорович вздрогнул, посмотрел на плотно занавешенное окно, заерзал в своем глубоком, старом кресле и нерешительно покосился на жену. Валентина Ивановна уже смотрела на него сурово и непреклонно.

— Как ты думаешь, посмотреть? — робко поинтересовался Валерий Федорович.
— Даже не думай! — резко оборвала Валентина Ивановна.
Валерий Федорович вдруг упрямо выпятил подбородок, встал и направился к окну.
— Свет хотя бы выключи, дурак старый! — зашипела жена.
— Тоже мне, молодая… — окрысился шепотом Валерий Федорович, но свет, тем не менее, выключил, — Дура…

Он аккуратно отодвинул тяжелую штору и выглянул наружу. Внизу, у старых гаражей, скудно освещенных единственной на весь двор-колодец лампой, наблюдалась какая-то возня. Двое зажали в угол кого-то третьего. Еще один стоял неподалеку, очевидно, на «стрёме».
— Помогиите, ааааа!!! — голос был явно женский, скорее даже девичий.

Валерий Федорович оглянулся и увидел рядом жену. Она смотрела на происходящее с некоторой болезненностью, округлив глаза, вытянув шею, чуть ли не облизываясь. Не удержалась-таки, любопытство победило. Примерно с таким выражением на лице она пялилась в ящик, на бесконечные реалити-шоу.

— Позвонить в милицию надо бы, — как бы нечаянно, вскользь, заметил Валерий Федорович.
— В полицию, — машинально поправила его Валентина Ивановна, потом смысл сказанного дошел до нее, — Не вздумай звонить!
— Почему это?
— Да зачем нам это всё надо? Потом затаскают к следователю, опознания всякие. Этих еще и отпустят потом, а нам тут жить… И нас же потом виноватыми сделают, ты что, телевизор не смотрел? Каждый день такое.

Снизу опять крикнули, уже отчаянно, с надрывом, как будто зверь попал в капкан.

— Вот разоралась, Севочку разбудит еще… — со злостью пробормотала Валентина Ивановна.
— Уже. Ну, что тут у вас такое. Почему темно как в склепе? — раздался сзади в полутьме сонный голос. Сева, крупный парень, практически бесшумно подошел к замершим в испуге родителям и через их головы выглянул на улицу.
— Севочка, да тут ничего особенного, — запричитала мать, — Ты иди спи, устал же, вчера ведь только вернулся. Подумаешь, кричат. Тут всегда кричат.

Сева долго, вдумчиво посмотрел на Валентину Ивановну, потом на отца, развернулся и ушел в свою комнату.
— Все из-за тебя! — тут же нашла виноватого Валентина Ивановна.
— А я-то тут причем?! — возмутился Валерий Федорович.

Со двора опять донесся крик:
— Отпустите! Пусти меня! А-а-а-а! Помогите! — затем послышались рыдания. Оба родителя опять жадно припали к окну.

Хлопнула входная дверь. От этого звука ёкнуло сердце. Опасливо прижимаясь к стенке, Валерий Федорович вышел в коридор.

— Это Севка! Севка ушел!
— Не может быть! — охнула мать и бестолково заметалась по комнате. — Как ушел? Куда!?
Потом она опомнилась и повернулась к окну, рядом, широко откинув штору, взволнованно пыхтел ее муж.
— Милицию надо вызывать!
— Полицию! — поправила жена. — Не вздумай! Севочку задержат!
— За что? Может быть, он просто за сигаретами отправился!

Громко бахнула тяжелая стальная дверь подъезда. Секундой спустя Сева, одетый лишь в шорты и кроссовки, массивной торпедой промчался через весь двор и одним движением раскидал кучу-малу у гаражей. Стоявший на стрёме мгновенно испарился, будто его и не было, а его подельники, четко и быстро отоваренные, лежали мордами вниз на обоссаном асфальте.

Девушку, которая обессиленно прислонилась к гаражу, Сева аккуратно приобнял за плечи и повел к дому. Разорванная от рукава до рукава куртка волочилась за ней следом, будто свадебный шлейф.

Гробовое молчание в квартире длилось весь тот час, что Сева отсутствовал. Валентина Ивановна лежала на диване с компрессом на лбу, Валерий Федорович мешал валокордин с водкой и шумно пыхтел. Телефон, по которому так и не решились позвонить, лежал посередине, на журнальном столике.

Сева вошел в квартиру, тихонько притворил за собой дверь. В гостиную попёрся прямо в кроссовках. Мать хотела было что-то сказать, но, увидев выражение лица сына, промолчала.

— Это была Нинка, — сказал Сева без выражения. — Они ее сначала просто ограбить хотели. Потом изнасиловать решили. Мол, всё равно все потом скажут, что ничего не видели.
Родители молчали.
— Нинка, с восьмой квартиры. Я прибежал вовремя. Они только куртку и платье порвать успели.
Отец опустил голову и зажмурился.
— А эти… уроды… Они из соседнего дома. Я их еще до армии помню. Гопота. У них еще клички дурацкие такие: Бурый, Двигло и Гвоздь. Вы с их родителями в одном цехе работали. Они меня вчера в дембельском увидели, ржали еще, что отслужил. Что лошара я. Что не откупили меня.

Валентина Ивановна тоже зажмурилась. От стыда у нее лились тихие слезы.
— Пап, ты ведь тоже десантник. Был, — тихо сказал Сева и побрел в свою комнату.
Заскрипев креслом, Валерий Федорович поднялся, по стариковски приволакивая ноги доковылял до кухни, вернулся оттуда с еще одним стаканом. Накапал себе водки, жене лекарства.
— Оскотинились мы с тобой, Валя.
И выпил.

Источник