На следующий день председатель сельсовета, пустивший пожить в заброшенный дом, велел привезти нам тракторную телегу сухостоя.
Я услышала, как к дому подъехал трактор и выглянула в окно. Кто-то открыл ворота, и какие-то люди, сидевшие на тележке сверху, начали выбрасывать пиленные бревнышки к нам во двор. Я выбежала на крыльцо, накинув только шерстяной платок. Во дворе стоял Николай Стефанович и командовал ребятами. Он повернулся и сказал:
— Принимай, хозяюшка, дровишки!
— Николай Стефанович, но мне же даже расплатиться нечем! — пролепетала я.
— Бросьте, Сима. Дрова народные, валежник да сухостой! Ничего не надо! Я ж для детей! — отмахнулся глава. — Идите в дом, а то простудитесь!
Я была бесконечно ему благодарна! Ребята быстро справились с работой и, получив бутылку водки от председателя сельсовета, уехали, а он, попрощавшись, ушел пешком.
Дети все еще надрывно кашляли, но от лекарств, принесенных женой Николая Стефановича, им стало немного лучше, кашель стал мокрым. Откашливалась обильная зеленая мокрота.
На улице поднялся какой-то шум. В окно я увидела страшную сгорбленную старуху с клюкой, которая потихоньку шла по заснеженной, но расчищенной улице. Она несла в руке небольшой узелок, а дети, завидев ее, разбегались в разные стороны, дразнили ее и кричали: «Ведьма, ведьма!» Но она, не обращая на них внимания, шла к нашему двору! Стало жутко! Я человек не суеверный, но она производила отталкивающее впечатление.
Она, не стучась, вошла в сени, потопталась и зашла в дом без приглашения. «Здравствуйте! — пролепетала я, заслоняя собой малышей.
— Мир этому дому! — поклонившись, приветствовала старуха. В ответ дети сильно закашляли. Бабка внимательно на них посмотрела, и поставив узелок на стол, начала вынимать какие-то травы, пирожки и варенье в маленькой баночке. Я молча за ней наблюдала.
— Тебя как звать-то, болезная?- спросила она. Я ответила.
— А меня баба Нюра зовут. Что ж ты детей так запустила?Я еще вчера это заприметила, когда вы сюда вселялись. Мимо шла (уточнила она!), а тут эти малявки! Жалко мне их стало, вот, пришла их на ноги ставить, да мамку уму-разуму учить! — проговорила она и, улыбаясь детям, протянула им по карамельке.
— Значит так, девка! Сходи ко мне на двор и принеси корыто большое, что на летней печке висит, да захвати таз медный, да соломы побольше захвати! Сенной трухи я ужо принесла, да побыстрее! — отправила она меня к себе, объяснив как найти ее дом. Я не чувствовала от нее угрозы и послушно принесла все, что она велела.
Бабка тем временем растопила русскую печку, ту часть, где обычно пироги пекут, вскипятила много воды и заварила в кастрюлях и ведрах, какие нашла, разные травы, которые приятно пахли.
Печка прогрелась, бабка выгребла всю золу, положила внутрь печи соломы и тазик с травяным настоем, и металическое ведерко с какой-то мыльной водой (щелоком!). Велела мне раздеться до белья и полезать в печь, я запротестовала, но спорить с ней было бесполезно! Я влезла внутрь, было очень неудобно и жарко, но терпимо. Она подала мне младшую дочку и велела хорошенько пропарить ту в тазу, поливая настоем, и отмыть щелоком. Вместо мочалки она дала свернутое мягкое сено! Дочка закашлялась и выплюнула большой кусок мокроты! Она хорошо прогрелась и надышалась паров лечебных трав. Бабка забрала ее, завернув в большой пуховый платок. Всю процедуру повторили с остальными двумя детьми.
Я вся взмокла и тоже помылась, как смогла. Я вылезла, бабка уже напоила детей отваром, и они, к моему удивлению быстро заснули. Сами! С того дня дети быстро пошли на поправку, а с бабой Нюрой мы стали дружить, до самой ее кончины.
Я на вокзале уже третьи сутки, мне идти некуда